Три вопроса для Алина Оуэна

Достаточно ли, по вашему мнению, признан телевизионный писатель в правах профессионального художника?


Беда в том, что не все, конечно, телевизионные писатели являются художниками. Очень многие из телевизионных писателей я бы сказал, не художники, а ремесленники от литературы. Им все время приходится встречаться с ограничениями в сериях, выпусках, варьете и комедии, им задается уже определенная тематика, обстановка или герои произведений. Мне кажется, человек тогда чувствует себя художником, когда к нему относятся и уважают его как художника. Нельзя в законодательном порядке заставить уважать кого-либо. Требовать этого невозможно. Если никто не относится с уважением к вашему труду, это очень и очень скверно. Вам придется работать и работать до тех пор, пока вас не начнут уважать.


Когда пьеса написана, каково ваше участие в ее постановке?


Очень большое. И на протяжении всего процесса постановки. Меня считают трудным человеком, и я в этом не раскаиваюсь. Меня глубоко волнует все, о чем я пишу.


Я знаю, что хочу сказать и чего добиваюсь. Самое трудное в телевизионной пьесе, после того как она написана, — это найти подходящего режиссера. Когда знаешь, кто будет ставить твою пьесу, тогда, если повезет и начнешь работать с кем-нибудь вроде Питера Хэммонда или Тэда Кочева, с которым я работал много лет, — надо сесть и обсудить все, что есть в пьесе, прежде чем до нее доберутся актеры. Режиссер должен задавать мне вопросы, потому что он должен знать, какие у меня замыслы. Есть такие фразы, например, которые можно произнести десятью различными способами. Если, по окончании обсуждения, мне покажется, что сцена должна быть технически перенесена в другое место, такой вариант тоже не исключен. Но обычно так не бывает, потому что я лично думаю, что написанная пьеса уже готова к постановке, и все, что мне остается делать с режиссером, — это воплотить ее в жизнь, заставить ее звучать так, как я ее написал.


Какие чувства вы лично, как телевизионный драматург, испытываете по отношению к своей аудитории? Доходит ли до вас реакция зрителей?


Пишу я, главным образом, для себя и надеюсь, что я шагаю в ногу со своим народом, среди которого я живу, и обществом, в котором я вращаюсь. Мне хочется отразить, как окружающий мир воздействует на меня, и надеюсь, что мне удается воспроизвести хотя бы часть из того, что чувствуют другие люди. Писать для телевидения — это «наблюдать, как люди ведут себя». Это должно быть именно так, потому что тут дело и в диалоге, который, конечно, чрезвычайно важен, и в образе. Поэтому-то и говорят, что телевидение — средство общения писателя. Реагируют ли на это? Да, реакция есть.


Большинство людей в нашей стране — люди рабочего класса. Я сам — выходец из рабочих и принадлежу к этому классу, для них я пишу и чувствую себя счастливым, когда получаю от них письма, в которых говорится, что им понравилась постановка. Если критику не нравится пьеса, на меня это действует не так, как если бы сказал человек из рабочих: «Нет, это не то. Я не верю вам». Некоторое время тому назад я находился в подавленном состоянии после приема, оказанного одной из моих пьес, — это была пьеса о человеке, решившем, что он хочет стать живописцем. Людям старше 25 лет пьеса не понравилась, потому что ради живописи герой покинул общество. Но тут ко мне подошел 19-летний юноша и сказал: «Не знаю, как таким людям, как вы, удается так понимать наши чувства». Это был большой комплимент. Молодежь называла пьесу колоссальной, потому что до 25 лет ребята все еще верят, что свою жизнь можно изменить и из этого получится что-то прекрасное. Только тогда я понял, для кого писал эту пьесу. Получай большие бонусы и выигрывай уже сейчас вместе с х казино онлайн .